Хвороста моджахеды нарубили столько, что хватило бы на неделю постоянного горения большущего костра. Но жечь большой костер даже без напоминания эмира Малика никто не стал. И вообще костер не жгли. Только сложили из плоских камней небольшую печку, вместо глины используя болотную тину и грязь, в которой, кстати, все равно было много глины.
В печке развели огонь, и каменная кладка стремительно просохла до такой степени, что на нее уже можно было ставить посуду. Горячей пищи моджахеды не видели уже около полутора суток, и потому отсутствием аппетита никто не страдал.
После ужина стали устраиваться на ночь. Выставлять часового эмир Малик посчитал делом обязательным и сразу отправил на вершину самого большого холма разведчика джамаата Абдул-Керима со своим собственным биноклем, единственным биноклем в джамаате. Разведчику предстояло быть часовым первые четыре часа, после чего звонок трубки должен разбудить Хасбулата, который придет на холм сменить первого часового. А к концу дежурства Хасбулата уже весь джамаат будет на ногах, и тогда, если еще не двинутся с места, Малик Абдурашидов еще кого-то назначит.
Пока же на пост заступали самые надежные, которые точно не уснут и не прозевают появление врага.
Абдул-Керим пошел в сторону холма, а Хасбулат вытащил трубку, чтобы поставить будильник на нужное время.
— Остальным — отдыхать…
Сам эмир Малик устроился на одеяле неподалеку от печки и, как показалось, только закрыл глаза, как в кармане завибрировала трубка. Эмир всегда на ночь переводил обычный звонок на режим «вибро». Так он заботился о спокойствии и отдыхе своих подчиненных.
Малику показалось, что трубка жужжит слишком громко. Так громко, что может разбудить тех, кто уже уснул. А уснули, наверное, все, потому что Малику только показалось, что он едва успел глаза закрыть. В действительности закрывал он их в темноте, а сейчас было уже светло, часы показывали начало четвертого утра. Эмир посмотрел на место, где вечером устраивался спать Хасбулат. Того не было. Значит, ушел на пост.
А трубка все требовала ответа. Малик скинул с себя одеяло, зажал трубку между ладонями и отошел в сторону, к самой воде, чтобы там поговорить. Определитель номера показывал, что звонит старый Рустам Садыков.
— Что тебе не спится, Рустам? — ответил эмир вопросом.
— Извини, Малик, если разбудил. Я по делу…
— Мое дело такое — спать подолгу не позволяет. Я слушаю тебя. Есть новости?
— Есть. Я пока ничего добыть не сумел, но Халил постарался. Он узнал, что инкассаторы выедут из Махачкалы сегодня сразу после обеда. Нашему районному банку приказано усилить охрану. Им прислали через Интернет письмо с предупреждением.
— Инкассаторы поедут под прикрытием?
— А это что за штука такая — прикрытие?
— Ну, скажем, бронетранспортер следом пустят или боевую машину пехоты.
— Халил ничего такого не говорил. Если бы такое было, он знал бы…
— Откуда у него вообще такие сведения?
— Через компьютер добывает… В Сбербанке, в районном и в республиканском, все текущие и планируемые дела в компьютер заносят. Грех не воспользоваться. Он и присосался к ним как пиявка. И даже документы инкассаторской службы просматривает.
— Спасибо, Рустам. Ты всегда даешь ценные данные. Я на тебя надеюсь. А насчет федеральных платежей новостей нет?
— Я спрашивал у своего друга, у которого вы машину временно позаимствовали. Он же тоже считается пострадавшим. Носит повязку больше, чем его голова. Говорят, у него сотрясение мозга. И пить бросил. Трезвый с тех пор. Вылечили вы его! Он вчера вечером по дороге ехал, меня увидел, остановился. Мельком поговорили. Все мечтает новую хорошую машину купить. Обязательно иномарку хочет. Наша ему надоела…
— И что он говорит? По нашим делам… — прервал эмир старика.
— Он узнавал… — старику Рустаму было, похоже, скучно, и он не слишком торопился выложить все сразу. Хотел подольше пообщаться.
— И что узнал?
— Сказали, что не раньше, чем дней через десять. Пока деньги из Москвы переведут, пока в Махачкале списки рассмотрят и утвердят, пока наличные деньги доставят…
— Ладно. К этому мы еще вернемся. Десять дней — срок большой. Пока все остальное узнавай. И сообщай мне. У того же пьяницы мог бы спросить, где будут деньги выдавать…
— Не успел. Он торопился. Сегодня с утра к нему пойду, спрошу между делом.
У пьяницы можно было без проблем выпытать, где и в какое время будут выдавать деньги пострадавшим и членам семей погибших. Старый Рустам умеет не спрашивать напрямую, но подводить к тому, чтобы собеседник сам сказал. Хотя это, как думалось эмиру Малику, сейчас уже и неважно. У него сейчас есть «выстрелы» для гранатомета, можно смело атаковать инкассаторскую машину. Более того, можно атаковать ее, даже если она будет ехать под прикрытием бронетранспортера, которому тоже гранат хватит. Гранаты в рюкзаке были большие, бронебойные.
Попрощавшись со старым Рустамом Садыковым, эмир Малик убрал трубку в карман, предварительно переключив ее на обычный звонок, поскольку время уже было дневное, и двинулся в сторону временного лагеря. Моджахеды уже поднялись. Видимо, разговор эмира они слышали или видели, что он встал, и тоже встали. Валяться без дела в джамаате не было принято. А дела найдутся всегда.
Так, Омахан с Даниялом разводили огонь в печке и выбирали среди веток самые сухие, чтобы дыма не было. Хотя в это время суток едва ли кто будет искать дым над холмами, тем не менее моджахеды предпочитали не рисковать. Судя по тому, что Омахан несколько раз брал с камня свою трубку и коротко разговаривал, его собеседником был Хасбулат, занимавший в это время пост часового. Омахан интересовался, должно быть, видно ли с холма дым от каменной печки. И, судя по всему, ответ Хасбулата был успокаивающим. Начали готовить завтрак на весь джамаат.