— Будешь у меня вторым номером…
— Буду… — согласился Эльдар, принимая рюкзак и пристраивая его на свои широкие плечи.
— Вот уж действительно, повезло так повезло! — воскликнул Омахан.
— Ты о самом главном забыл, — многозначительно заметил эмир Малик. — Эти гранаты и эти патроны везли, чтобы против нас использовать. Против меня и против тебя. И против всего нашего джамаата. А теперь они будут использованы против ментов… Аллах справедлив! Он знает, кого и когда послать нам навстречу.
Против этого возражений не нашлось. Моджахеды отошли на обочину, а эмир Малик снова сел за руль. Теперь его уже ничто не останавливало. Он разогнал «уазик», на ходу открыл дверцу и выпрыгнул на мост, прокатившись по асфальту. Машина по инерции перелетела через бордюр, отгораживающий тротуар от проезжей части, проломила металлические перила и вылетела с моста в реку.
Здесь было неглубоко, да и сам мост был невысокий. Вода даже капот полностью не прикрыла. Двигатель заглох, машина не загорелась от удара. Спускаться в воду, чтобы поджечь ее, у эмира желания не было. Тем более что трупы ментов были оставлены у дороги. Их обезглавили, головы отбросили подальше, чтобы сразу не нашли…
Дальше, примерно через километр, как обычно, свернули с дороги и пошли без тропы не колонной, как можно ходить по камням, а вразброд, чтобы новой тропы в густой траве не оставить, и двинулись напрямую через холмы. Эмир Малик дважды сверялся с картой.
— Опять туда же идем, эмир? — привычно недовольно пробурчал Абдул-Керим.
— Туда же… — комментариев к своему ответу Малик не дал.
Однако так же близко к селу, как в прошлый раз, когда прятались в прибрежных кустах, наблюдая окрестности в бинокль, джамаат подходить не стал. Эмир, ориентируясь по карте, выбрал другое место — каменистую расщелину между четырьмя рыжими земляными холмами, густо поросшими кустами.
Три холма, выстроившись по ранжиру, то есть по высоте и объему, занимали одну линию, один холм, самый большой, стоял по другую сторону расщелины, возвышаясь над местностью. Края самой расщелины тоже были прикрыты густыми зарослями, в которых виднелось множество сухих стволов, то есть имелась возможность нарубить хвороста для костра.
За сотню шагов невозможно было определить, что здесь, среди холмов, есть расщелина. Разве что с вершины самого высокого холма. Причем сама расщелина была достаточно большой. Настолько большой, что ей даже на карте нашлось место, чего не каждая расщелина может удостоиться.
Внизу она имела по центру то ли озеро, то ли болотце. Может быть, там, под поверхностью воды, в глубине, били ключи, может быть, талая вода с холмов стекала туда весной и сейчас уже застоялась. Второе было больше похоже на истину. Об этом говорил целый ряд признаков: вода позеленела, как и положено болотной застоялой воде, и заросла по берегам густой ряской. Под слоем болотца был сплошной каменный монолит, и потому воде стекать из расщелины было просто некуда.
Вероятно, раньше воды было намного больше. На это указывали берега с высохшим илом, водяными растениями и кочками. Скорее всего, к концу лета болотце должно было полностью пересохнуть, оставив после себя только слой сухих водорослей.
Для питья такая вода явно не годилась, это по ее внешнему виду определил эмир Малик. Но моджахедов это не сильно волновало. Они несли с собой две большие пластиковые бутыли с водой для питья и приготовления пищи. Кроме того, у каждого была персональная фляжка. А вообще, джамаат привык к безводью еще в Ираке и в Сирии, где пустынь хватает с избытком, и потому от отсутствия воды не страдал. Моджахеды в какой-то степени обрели способности верблюдов. Напивались досыта, когда была возможность, а потом могли долго без воды обходиться.
На берегу болотины решили устроить временный лагерь. Но уже через полчаса отдыха Малик понял, какое неудобное место он выбрал. Комары обложили со всех сторон, лезли в рот, нос и глаза. А комары надоедают иногда больше, чем спецназовцы. Поднявшись выше, почти к стене расщелины, Малик Абдурашидов обнаружил, что и там комары, но в значительно меньшем количестве, нежели у воды, и приказал временный лагерь перенести.
День подходил к концу. В ущельях ближних гор уже стемнело. Однако на равнине еще было достаточно светло, хотя в расщелину темнота пришла раньше. Но костер пока не разводили, ждали, когда на холмы опустится ночь.
— Ночевать здесь будем? — спросил Хасбулат.
— Да, может быть, даже несколько ночей… — И опять эмир не стал распространяться о своих планах, которые, видимо, еще окончательно не созрели в его голове. Он всегда так поступал — сначала все обдумывал сам, выбирал несколько приоритетных вариантов и позже предлагал моджахедам высказаться. Они не понимали, для чего эмир желает услышать их мнение, когда сам уже все решил. Но такой уж был у эмира нрав — он легче находил контраргументы, когда кто-то высказывался, чем когда сам то же самое предлагал. И обычно подолгу молчал, ничего не высказывая. Только иногда давая какие-то намеки, которые при общем обсуждении могли подать ему конкретную мысль.
Так и сейчас, он не высказывал конкретных планов. А что вообще было раньше времени распространяться, если старик Рустам Садыков еще не передал подробности? И еще не родилось ни одного варианта развития событий? Кроме, естественно, одного — нападения на инкассаторскую машину по дороге в село. Сейчас, когда джамаат реквизировал у ментов рюкзак с «выстрелами» для гранатомета, можно было позволить и такое нападение и быть уверенным, что история, случившаяся в Старом Бавтугае, не повторится…