— Заходи, Сергей. Ты же хотел со мной поговорить. У тебя есть большая необходимость со мной поговорить…
Не понимая, о чем он говорит, я пошел за шаманом, знаком останавливая и старшего сержанта Петрушкина, и других бойцов, которые хотели пройти за мной.
За порогом я включил свой тактический фонарь. Градация «лунный свет» никого ослепить не могла, но давала достаточно света, чтобы не споткнуться. А при входе я успел все-таки свое любопытство удовлетворить и положил руку на стену, чтобы разобраться, из чего сделан этот странный дом. И понял. Изначально стены были сложены из сплетенных щитов. Просто переплетались ветки кустов и деревьев, скорее всего, гибкого ивняка. А потом собранная конструкция обмазывалась саманом — глиной, перемешанной с травой или соломой. Иногда из самана делают кирпичи, иногда заливают в опалубку, иногда просто обмазывают им строения из другого материала.
Саман сам по себе очень теплый материал, и неприхотливый шаман, видимо, не замерзал в своем доме даже зимой. Единственное, саман, насколько я знаю, боится воды. А куда потекут в горах весной талые воды, неизвестно. Они могут и смыть такое строение. Видимо, потому дом был поставлен на деревянные сваи. Или даже крепился в нескольких местах прямо на стволах растущих деревьев. Выяснить это в темноте было сложно. Но я думал посмотреть и на свету, если шаман сразу не выгонит мой взвод со своей территории.
Но он, кажется, не был настроен против нашего присутствия. По крайней мере, против него не возражал и даже желал пообщаться со мной, уверяя, что это мне необходимо.
— Я принес тебе, шаман, приветствие и благодарность от капитана Тайгородова, которому ты два года назад вылечил жену. Он сам хотел навестить тебя и даже рядом был, но дела службы не дали ему возможности надолго оставить пост.
— Я знаю. Я видел его в астральном путешествии по времени. Слышал ваш разговор с ним еще за день до того, как он состоялся. Не все, правда, слышал. Рядом шумел вертолет и мешал слушать…
Я вспомнил, что вертолет в момент моего разговора с капитаном действительно еще не остановил винты и мне тоже были не слышны отдельные слова Тайгородова, у которого голос негромкий от природы. Тем более он говорил о таких вещах, о которых не принято говорить громко мужчинам-реалистам, боевым офицерам.
При этих мыслях у меня по волосам словно ветерок прогулялся — наверное, кожа на голове зашевелилась и корни волос сдвинула, оттого и ощущение такое странное. Вообще, я свои ощущения привык контролировать и классифицировать. Это ощущение было для меня новым и не укладывалось в привычные рамки.
— Ты что же, шаман, — я намеренно вставил в свой голос нотку угрозы, чтобы себя подбодрить и вести дальнейший разговор по собственному усмотрению и в нужном мне направлении. То есть говорить на интересующие меня темы, а не на те, на которые пожелает говорить шаман, — следил за нами? С какой, интересно, стати? Мы вызываем большой интерес?
— Нет. У меня нет интереса к военным. Я только своей безопасностью занят. Кто, кроме меня, этим еще займется? Я думал, спрятался от людей. А они ко мне и сюда приходят. И всем помощь нужна. И тебе тоже…
— Какая помощь? — спросил я резко, хотя раньше хотел продолжить разговор о слежке, а потом перевести его на эмира Малика. Но беспокойство от его слов я все же ощутил. Дар внушения у него был мощный.
— Твоя дочь вчера сломала ногу, врачи боятся, что она останется на всю жизнь хромой. Очень сложный перелом…
Я выпрямился так, что чуть затылком потолок не достал, хотя рост у меня средний — сто семьдесят шесть сантиметров, а потолок в избушке около двух метров высотой. И захотелось кулаком по дощатому столу ударить. Уверен, что стол от такого удара разлетелся бы в щепки.
— Откуда ты знаешь то, что даже я не знаю.
— Позвони сейчас жене, она подтвердит. Она звонила тебе, но дозвониться не смогла. Ты отключал телефон, когда в вертолете был. А когда был в пещере, она тоже звонила, но там не было связи. Позвони ей сейчас, она тебе все расскажет. А ты предупреди ее, чтобы дала на ночь дочери сильную дозу снотворного. Я ночью разберу ее ногу по косточкам и соберу заново. Будет очень больно, но это надо перетерпеть, иначе не получится. А там, внутри кости, проходят нервы, и потому боль обязательно возникнет — острая, дергающая. Но через день дочь твоя будет полностью здорова. То есть бегать и играть еще не сможет, ноге нужно срастись естественным путем. Но когда кость срастется, о переломе она даже вспоминать не будет. Предупреди жену…
Недобро глянув на шамана и надеясь в глубине души, что он или ошибается, или отлично знает, что в его расщелине нет сотовой связи и потому я дозвониться не смогу, а он так на меня давит, я вытащил трубку, отошел к двери, посмотрел — связь была устойчивая — и нажал кнопку вызова.
Жена ответила быстро, словно трубка была при ней, хотя обычно она держала ее на столе в большой комнате и в случае звонка никак не могла сразу сообразить, где трубка.
— Алло, Алена! Это я!
— Наконец-то… Я уже дважды тебе звонила: и вчера, и сегодня, дозвониться никак не могла. У нас тут с Настей беда…
— Нога?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Сейчас нет времени объяснять. Это долго и сложно. Я сам не полностью еще верю. Но ты поверь. И сделай, как он говорит.
— Кто говорит?
— Шаман. Сегодня на ночь дай Насте сильное снотворное. И что-нибудь обезболивающее. Ей шаман будет лечить ногу дистанционным методом. Говорит, что Насте будет очень больно. Будь с ней рядом…