— Пока идем, могут они подойти? — спросил я.
— Да, скалы, похоже, со стороны ущелья пологие. Могут быстро взобраться. Но подготовленной позиции я не обнаружил. Правда, есть на самом краю удобные камни — их можно вместо бруствера использовать. Но таких камней мало.
Тем не менее я решил подстраховаться. Я не привык к потерям личного состава взвода. За все командировки на Северный Кавказ у меня только однажды было во взводе двое раненых. И потому я предложил сержанту:
— Оставайся, Паша, на месте. Контролируй ситуацию и страхуй нас. Как только мы в ущелье войдем, ты увидишь, да и я подскажу, спускайся и догоняй.
— Понял, товарищ старший лейтенант, работаю…
Снайпер работал, страховал переход взвода. А самому взводу работы не досталось, если не считать участия собственно в переходе, который мы завершили довольно быстро — дистанция позволяла. Но эту же дистанцию предстояло еще и самому снайперу преодолеть, чтобы нас догнать, и при этом догонять нас ему придется бегом, потому что ходим мы достаточно быстро.
Едва мы вошли в ворота, я по связи позвал снайпера:
— Лопухин! Догоняй!
Приказ был обычным и не предвещал никакого обострения ситуации.
Но в ответ наушники донесли мне выстрел. Микрофон шлема при прицеливании прижимается к ствольной коробке винтовки и выстрел улавливает. Без микрофона выстрел винтовки «Выхлоп» с двухсот метров вообще не слышен.
Выстрел был услышан не только мной, но и всеми бойцами взвода. Он мог ничего не значить, а мог… И потому секунды две только и успело пройти, как взвод, показав высокую тренированность, уже рассеялся среди камней и скал. Кто залег, кто засел за ближайшим укрытием, не зная, откуда ждать опасности. Но круговая оборона была занята правильно — взвод ощетинился стволами, как еж иголками, во все стороны. И каждый боец готов был стрелять на опережение в то, что увидит, чтобы не допустить выстрела в спину товарищу по службе, который в другую сторону смотрит.
— Кабан вышел, товарищ старший лейтенант, — доложил снайпер, оправдывая выстрел. — Здоровенный! Около метра, наверное, ростом. Зверь опасный.
Что кабан — опасный зверь, мы знали все. Кабан, бывает, чего-то или кого-то пугается и бежит, сам не понимая куда. Особенно не любит резкие звуки типа выстрела. Интуитивно не любит, чувствует, что этот звук связан со смертью. И сразу срывается с места, бежит хоть на выстрел, хоть от выстрела — одинаково шустро. Попадешься такому на пути, он и клыками порвет, и копытцами затопчет.
Только пару недель назад аналогичный случай упоминался в суточной сводке республиканского МВД, когда на окраине села посетивший человеческие огороды кабан затоптал и порвал до смерти участкового полицейского, который все же успел выпустить три пули из штатного пистолета. Но пули пистолета кабана не остановили. Хотя, скорее всего, от ран он все равно умрет. А вообще, у кабана зрение чрезвычайно плохое, и он не видит, куда бежит. Может даже в стену сослепу врезаться. Но когда встречает на своем пути преграду в виде человека или животного, то впадает в дикую ярость и преграду эту зачастую просто сносит.
Кабаны-секачи летом живут отдельно от стада. А стадо состоит из свиньи и кучи поросят. Некоторые стада, как мне говорили, достигают пятидесяти и даже больше голов. Читал я, что во Франции стада, случается, переваливают за сотню голов. Со старой семьей остаются на лето только молодые самцы, которых зовут сеголетками, а самцы постарше, еще не ставшие секачами, изгоняются матерью из стада и живут самостоятельной жизнью. Чаще всего они еще не могут составить конкуренцию секачам и избегают встречи с ними, но небольшие клыки уже имеют и умеют ими пользоваться. Такие кабаны зовутся подсвинками и весят обычно чуть больше полусотни килограммов.
Мне рассказывал офицер-пограничник, заядлый охотник, что встречал подсвинков весом и более сотни килограммов. Если бы такому еще клыки иметь соответствующие , то и некоторым взрослым секачам пришлось бы уступать им дорогу. И для человека такой экземпляр чрезвычайно опасен.
— Где он?
— Сразу за воротами лежит. Из-под нависшей скалы вылез. Любопытный, зараза, за вами подсматривал.
Взвод снова выстроился тремя колоннами.
Меня радовало, что у моих бойцов крепкая нервная система. Все были настроены на работу, правильно реагировали и не отвлекались на постороннее. Так, никто не стал обсуждать выстрел в кабана, как и само появление зверя.
Я же, пока взвод стряхивал пыль с одежды и строился, сделал десяток шагов назад, к воротам ущелья, и посмотрел. Кабан был в самом деле крупным и клыкастым. Такой мог бы доставить хлопот любому человеку или другому зверю. Тем более сержант Лопухин должен был догонять нас в одиночестве. И он, понятное дело, вынужден был обезопасить себя.
Практика эта для нас не нова. Снайперы обычно не подпускали кабанов ко взводу. Это было общепринято. Кабанов в здешних краях развелось много, и встречаться с ними время от времени приходилось. Правда, на охоту мы не ходим. Опасностей у нас и без кабанов хватает. А бандитская пуля ничем не хуже и не лучше клыков кабана.
Однако появление матерого зверя за нашими спинами удивило даже меня. Как правило, кабан бывает осторожным, предпочитает уходить от опасности и атакует только тогда, когда из-за своей слепоты замечает противника в последний момент.
Этот почему-то не убежал, хотя, скорее всего, спрятался под скалу рядом с воротами, чтобы пропустить нас. На близком расстоянии мы не пользовались тепловизорами и не обнаружили его. Оттуда, из-под скалы, кабан наблюдал за нашим переходом. А потом вылез, чтобы идти своим путем. И угодил под пулю снайпера. Пуля вынесла кабану затылок вместе с мозгом.