Летальный кредит - Страница 15

Я ответил по-уставному, но потом все же добавил:

— Половинчатый результат не является конечным, товарищ подполковник. В этот раз Абдурашидов обманул нас, в следующий раз я обману его. Все равно ему никуда от меня не деться. Надеюсь только, что не другие эту банду уничтожат, а выпадет это моему взводу. Специально попрошу об этом майора Арцегова. Он такие состояния понимать должен.

— Должен, — согласился подполковник. — Если даже я, хотя я человек не совсем боевой, твое состояние понимаю, майор Арцегов поймет тем более. Он же сам пару лет назад, помню, здесь же разведроту на операции водил. Капитаном тогда еще был, а я майором. Я со своей стороны обещаю тебе, Сергей Николаевич, посодействовать по мере возможности. Но нам сначала нужно найти банду. Я думаю, Абдурашидов сейчас захочет на некоторое время на дно залечь. Так что тебе подождать придется. Месяц, другой — больше эмир не выдержит. Вылезет на дневной свет…

— Спасибо. Я, товарищ подполковник, терпеливый, как змея. Как клещ, который долго может свою жертву ждать…

— Это хорошо. Значит, и мы можем на тебя рассчитывать. Что будет новое, я тебе передам через твоего начальника штаба. Сейчас можешь лететь, я смотрю, твой взвод уже готовится к посадке. Солдатам тоже отдохнуть требуется. Сколько вы уже здесь, на Кавказе, в командировке?

— Два месяца с небольшим.

— Солдатам за это время можно уже и устать. Пусть отдыхают. Летите!

Это уже прозвучало приказом. Я и мой взвод мешали работать следственной бригаде. Я сам не люблю, когда кто-то наблюдает, как я работаю. Даже гвоздь под приглядом жены в стену забить не могу, прогоняю ее, потом забиваю. Наверное, и здесь тот же принцип работает. Только многократно усиленный присутствием смерти и тел убитых бандитов, которые если пролежат на солнце еще часа три, то наверняка начнут вонять. И весь вертолет, в котором тела повезут в судебно-медицинскую экспертизу, провоняет. Сначала вертолет, потом и грузовик — убитых бандитов обычно перевозят не в медицинских машинах, снабженных носилками, а в жестких кузовах грузовиков. Там, конечно, всегда сквозняк, хотя все военные грузовики ходят под тентом, но запах все равно останется. Он даже в брезент тента впитается. Я многократно сталкивался с подобным, знаю, что говорю.

Я встал, козырнул, развернулся на сто восемьдесят градусов и шагнул в сторону взвода, который старший сержант Петрушкин построил перед вертолетом.

— Ну что, — обратился я к строю, стараясь видеть всех, но при этом никому конкретному не посмотреть в глаза, потому что солдаты, как и я сам, чувствовали себя не слишком приятно после того, как часть банды ушла от нас, — могу вам передать благодарность за ваши ратные дела от подполковника Соликамского. Это старший следователь ФСБ. Он пытается нас утешить: эмир Малик Абдурашидов многих опытных противников умудрился обмануть, как обманул сегодня нас. Теперь наша очередь его обманывать. Только бы вот придумать, как это сделать. Но этим и без нас есть кому озаботиться. А нам на отдых пора. — Избегая уставных команд, я жестом показал на вертолет, командуя начало посадки.

Бойцы взвода поняли меня и молча двинулись к вертолету. Никто никого не толкал, не торопил, никто не бежал, как бывает, когда взвод торопится вылететь на задание. Здесь и усталость сказывалась, и еще больше, чем усталость, сказывалась подавленность от незавершенного дела.

Я сам по характеру человек не мстительный. И мое желание все же добраться до банды эмира Малика Абдурашидова вовсе не походило на месть. Просто меня с самого раннего детства родители приучали все начатые дела доводить до конца, завершать. И любое незавершенное дело ложилось на душу тяжелым камнем. Так начал я возводить пристрой к дому бабушки своей жены в деревне. На свои средства. Но средств построить все сразу не хватало. Да и время отпускное тоже не резиновое — не растягивается. И строил я этот пристрой подряд три года. Три отпуска этому посвятил. И все три года в душе жило беспокойство от незавершенности дела. Но когда построил, как я радовался, как гордился собой! Ведь по большому счету профессия военного больше связана с разрушением. Так и жена мне говорила, а ей, видимо, ее бабушка, которая вообще не верила, что стройка когда-нибудь будет завершена. И мне хотелось доказать и жене, и ее бабушке, и себе в первую очередь, что военный человек может быть и созидателем. И, когда стройка завершилась, я несколько суток не желал выходить из пристроя. Так мне нравилось в нем все. Наверное, потому нравилось, что все там я сделал сам, своими руками, хотя время от времени и звал в помощники кого-то из деревенских мужиков, когда не мог что-то сам сделать или просто одному было не справиться.

Сейчас я тоже испытывал внутреннюю душевную потребность завершить начатое. Однако хотя и уверял себя в том, что завершения требует мой характер, мое воспитание, но еще и потому это происходило, что я чувствовал повышенную ответственность. Ведь вооруженный бандит опасен. Он взял в руки автомат вовсе не для того, чтобы повесить на дерево или на камень мишень и потренироваться. Он готов убивать и рвется убивать, рвется лишать жизни других людей. Он — террорист. А слово «террорист» происходит от латинского слова «террор», то есть страх, ужас. Террорист наводит страх на мирных людей, которые ничего ему противопоставить не в состоянии. А он им не только угрожает, он их убивает, чтобы других устрашить. И от этого чувствует себя сильнее. Он питается чужим страхом, как людоед чужим мясом. И сильнее он себя чувствует, в том числе и потому, что сумел обмануть меня и уйти от моего взвода. Сумел избежать смерти. И мое профессиональное дело — обеспечить мирным людям спокойствие, уничтожить террориста и бандита. Каждого из них. Только тогда я смогу чувствовать себя спокойно, не будет давить мне на психику чувство вины за то, что я не сумел довести до конца так удачно начатое дело.